24 октября.
Четыре чашечки Рустама Калганова.


Дни летели в ожидании переговоров. Каждый день я звонил Оле и спрашивал о том, как идут дела. Она заверяла меня, что все в полном порядке. Германовский уже перезвонил и назначил переговоры. До субботы оставалась всего пара дней.

Зазвонил телефон. Номер был незнакомым. Я напрягся в ожидании самого худшего. Собрался с мыслями и нажал кнопку приема.

- Алле!

- Алле.

- Ромка, привет.

- Привет. - Голос был весьма жизнерадостный и знакомый, но, чей именно, мне не приходило в голову.

- Ты что, не узнал? Это Люба.

- Какая Люба?

- Люба Ткаченко.

- А?! Ткаченко! Привет! Я тебя не узнал.

- Я уже поняла. Это мой новый номер, сохрани его. Старый я потеряла вместе с телефоном.

- Ладно, сохраню. Ты как поживаешь?

- Ну, в целом, конечно, хорошо. А ты?

- Я?... Я даже не знаю. Бывало и лучше, конечно.

- Что так?

- Да по телефону не хочется. - Я подумал, что хотел бы ее видеть, а то я с этими играми из дома никуда не выбираюсь. - Ты что сегодня делаешь?

- Ну у меня есть одна встреча деловая, она закончится часов в семь, а потом я ничего не планировала.

- Прекрасно, может, увидимся? Я подумал, что нам есть что рассказать друг другу.

- Давай. Я с удовольствием. У меня, правда, столько новостей! А где?

- Тут рядом с моим домом есть кафе с потрясающим видом на Кремль.

- Хорошо. Адрес скажи и как кафе называется.

- Кафе "Рис и рыба", это в здании кинотеатра "Ударник". Улица Серафимовича, дом два.

- Ух ты, дом два?!

- Да, именно. Ты не против суш, роллов и прочего дерьма из сырой рыбы?

- Нет, ты что! Я же очень люблю!

- Ну вот и прекрасно. Ты на чем передвигаешься?

- На чем, на метро, конечно.

- Станция метро "Боровицкая".

- Ладно, в восемь буду.

- До встречи.

- Пока.

Я был очень рад ее звонку. Мне хотелось отвлечься, бухнуть, покурить кальян, слегка пофлиртовать. Вечер обещал быть интересным.

До восьми часов оставалось немного времени. Я готовился, как на свидание, мне хотелось казаться домашним, уютным, располагающим к себе, но не слишком. Надеть вязаный теплый свитер с высоким воротом? Нет, он слишком уютный, я засну. Рубашки? Они все сейчас мне кажутся некрасивыми или неподходящими, да и слишком классически будет. Я провел у шкафа сорок минут - гигантское время для меня. Пришлось остановиться на классическом вишневом джемпере, синих джинсах, добротном ремне, классических туфлях и пальто. Уже на пороге вспомнил про запах. Я не пахну! Для флирта нужен запах. Я обильно подушился, открыл дверь и вышел.

От меня до кафе идти не больше пяти минут. Я вошел, выбрал удобный столик с хорошим видом и заказал себе 0,5 пива. Люба задержалась на полчаса.

- Ромка! Привет. - Люба была в прекрасном расположении духа. Она, не стесняясь, кричала на все кафе. Святящееся улыбкой лицо, серое вязаное кепи, белая шуба, высокие сапоги на шпильке. Я встал, чтобы ее встретить, и ощутил какая она большая. Люба обняла меня, как ребенка, слегка нагнувшись.

- Любажем, привет!

- Ромажем!

- Отлично выглядишь.

- Спасибо, ты тоже. Ты уже пьешь? Я буду то же. Официант, будьте добры, принесите даме 0,5 пива. - Люба говорила очень громко!

- Люба, ты как ураган!

- А что скромничать? Я так х...рово себя чувствовала после ухода с "Д2", что сейчас отыгрываюсь! Ты уже заказал?

- Нет еще.

- Вот меню, давай заказывай.

- А что, ты так сильно переживала из-за ухода?

- И по этому поводу тоже. Да что, мало поводов для расстройства? Во-первых, конечно, я переживала из-за этого ублюдка Калганова. Сука, тварь! До сих пор его прыщавую морду ненавижу!

- Ты знаешь, я тоже никогда его не любил, но ты же вроде с ним жила.

- Жила, и что с того? Это не помешало ему устроить заговор и выгнать меня, беременную, на голосовании!

- Так ты что, правда беременная была? - Я очень удивился.

- Да!

- Ого.

- Представляешь, какая тварь! Он еще после ухода неделю каждый день своей мамаше звонил и меня блядью, шалавой называл. Мол, я где-то на стороне с солдатами нагуляла. Вот сука! Ненавижу его!

- Подожди, я что-то ничего не понимаю. С какими солдатами?

- Да ни с какими! Это он так, для зрителя нап...дел. Хотя, правда, давай я все по порядку.

- Давай, а то я ничего не понимаю.

- Ты помнишь, пришла я, вся такая раскрасавица, во второй раз? Долго я там свое е...ло марафетила, каждый день п...ду брила, умывалась, кремами мазалась, а женишков-то ноль. Никого у меня, такой красавицы, не было. Один вот этот Руся. Я, конечно, знала, что он птица голубая, поэтому внимания на него не обращала, а он все вокруг да около вертелся, на уши сесть пытался: "Люба, ты такая пышная, такая дородная..." Какое у него там слово еще любимое было?

- Маслакастая.

- Точно - маслакастая. Я в таких комплиментах не особо секу. Мне казалось, что и правда ему нравлюсь. Он все мне комплименты свои льет в уши, а потом предлагает в домик заселиться. Я думала, пока никого подходящего нет, покручу с ним, чтобы меня как одиночку не выгнали, а потом, думаю, и прынц какой-нибудь появится. Вот и решила заселиться с ним. Я ж по природе своей натура авантюрная.

- Я это помню, ты тогда даже на Лобном сказала, что натура ты авантюрная и почему бы тебе не попробовать с Рустамом.

- Да-да. Ну и что ты думаешь? Месяц мы с ним пожили, и чувствую - все, Ром, влюбилась по-настоящему в этот мешок с салом. Да еще как сильно влюбилась! Сначала жили нормально, он такой обходительный был, все Люба-Люба, чай мне приносил, старался. По вечерам мы кино смотрели. Ты же знаешь, он парень толковый, не дурак. Кино мне интересное показывал, а я же не особо в этом разбираюсь, и, знаешь, нравилось. Ну а почему нет? В жизни же любой опыт полезен. Я старалась разбираться, пыжилась, мнение свое высказывала. Он ведь собственное мнение человека всегда ценит. Учил даже меня. "Люба, - говорит, - ты что думаешь, я плохой? Нет, я хороший, просто, чтобы тут выжить, надо быть плохим. Паинькой здесь быть нельзя, а вот, если гадость скажешь или резкость - это всегда покажут". И ведь он прав. Да что я тебе рассказываю, ты и сам не хуже моего знаешь. Цветы даришь, в любви признаешься - не показывают. А как дерьмом кого-то обольешь - тут же в эфир. А он, хитрый, всегда эфиры отслеживает.

- Он же постоянно в периметре.

- Ему мама все записывает. На выходные домой выезжает и смотрит.

- Я вспомнил. Он каждый раз едет на выходные, как в отпуск, - сумки собирает.

- А в сумках знаешь что?

- Конечно, знаю. Мы даже сцепились с ним один раз по этому поводу. Он в сумку все самое хорошее из холодильника выгребает, везет своей богатой семье дешевую колбасу из кармического холодильника, сыр, фрукты, лосось слабосоленый - короче, все!

- А еще он там возил ворованную у девочек косметику, платья, футболки - все, что под руку попадалось.

- Правда?

- Ну конечно, он так у Бони платье украл, у Тори, а потом, когда мы с ним в Краснодар ездили, я это платье на его тете видела. Я же не дура, такие вещи замечаю. Он у девчонок хорошие вещи тырит и домой тащит. А потом из дома всей своей родне на Кубань отправляет. А его тетки из деревень рады подаркам московским. Они ж не знают, что Руся эти кофточки, платья и косметику тырит! Как раз когда к нему в гости приезжала, я это и обнаружила. Тетки по случаю моего приезда вырядились, как матрешки! А я смотрю одно платье - Бони, второе - Тори!

- Видишь, молодец какой, заботливый! Кормилец. Такого Любка парня потеряла!

- Да п...дец. Как мы с ним в Краснодаре были, это просто ужас.

- Он что, из Краснодара?

- Да нет, он из Славинска на Кубани. Короче, пришли мы в его школу, в которой он учился. А там дети, все, кто повзрослей, на него орут: "Пидор, не позорь наш город!" Представляешь! Такой кошмар начался! Те, кто посмелее, пинают его, швыряют в него что под руку попадется, орут! Но, слава богу, в меня ничего не попало, а вот ему досталось. А ведь это еще снимали. Так он потом долго умолял оператора, чтобы это в эфир не давали. Что я там пережила, не описать!

- Мы что-то сбились. Ты говорила, что жили вы прекрасно и нравилось тебе очень.

- Ну да, жили с ним поначалу хорошо. Он очень любит в душ сходить, у него средств разных косметических много, как у бабы хорошей. Выйдет из душа и кричит: "Люба! Любаня, иди ко мне!" Я ж с надеждой бегу в душевую, а он баночку крема мне протягивает и говорит: "Намажь меня". Мне ж несложно, тем более я люблю его. Что делать, беру, мажу его, а меня аж трясти начинает!

- Почему? Хотела зарубить его?

- Нет, конечно. Я его мажу и чувствую, возбуждаюсь, у меня снизу живота всю теплом заливает, губы набухают. Я так сильно его хотела, что аж щеки краснели! Намажу, а он буркнет мне вот так грубо: "Спасибо" и пойдет гордо, как царь.

- А секс?

- Какой секс? Он же пидор!

- Ха-ха-ха! Ну ты даешь. Откровенно!

- А что тут стесняться? Это я раньше по нему как овечка блеяла, а сейчас уже все, отвернуло на все сто восемьдесят градусов.

- Ну а как же ты с ним жила, если он гей?

- Как-как? Вот так и жила, надеялась, что он нормальный, ну или хотя бы бисексуал. А он оказался чистая...

- Гомосятина!!!

- ДА! Ха-ха-ха-ха! - Люба так звонко и открыто смеялась, что хотелось смеяться вместе с ней. И я смеялся от души. Я ржал! Она не стеснялась ни людей, сидящих вокруг и косящихся на нас, ни официантов - никого! Ей было насрать на них всех, и это мне в ней очень нравилось.

- Ой, фуф, я давно так не смеялся.

- Так вот. Я сначала думала, что он стесняется. Начала соблазнять его понемногу, то пеньюар красивый надену, то по домику в белье пройду. Нормальный мужик уже давно бы клюнул, а он ноль внимания. Ты помнишь, для Бузовой кровать под потолком делал?

- Да.

- Вот и у нас такая была, только в другом домике. Так вот. Он из душа выходит, только полотенцем прикрыт, а я полупрозрачную сорочку надела, трусиков нет и по этой лестнице забралась, только жопа торчит, типа в ноутбуке ковыряюсь. А я ведь, Ром, в нем, в ноутбуке этом, ничего не понимаю. Но стараюсь! Сам понимаешь, какой вид снизу открывается. Я торчу, а сама одним глазом через отражение в окне за ним наблюдаю. Ну и что ты думаешь?! Он ходит по комнате, будто ни в чем не бывало! Никакого внимания! Ну ладно, думаю, может быть, ночью его одолею. Как я только к нему ни ложилась, и ноги раскину, и жопой к нему повернусь, и согнусь раком, и разогнусь - бесполезно, будто нет меня. Спит, даже не притронется.

- А мысли у тебя не было, что он другой ориентации?

- Была, конечно, но я его так сильно любила, что мне казалось, это неправда. Он из душа выходит, капли по телу стекают, а я смотрю и горю. Хочу его жутко. Ведь он как мужчина привлекательный. Ну согласись?

- Ну... может быть,

- Лицо, плечи... Крупный он такой, настоящий мужик. Мне казалось, что наконец-то я нашла свое счастье. И как тут поверишь в то, что он голубой? Ведь если любишь человека, никаким рассказам про него не поверишь. А он еще умело мои мысли направлял в другое русло. Кто-то, типа тебя, ляпнет про то, что он гомосек, Рустам отмолчится, а потом после Лобного, в домике, скажет мне с обидой и дрожью в голосе, что, мол, Третьяков не верит в то, что я тебя люблю, мол, завидует. А я ведь и правда начала к тебе неприязнь питать. Думала, правда, не верит Ромка в нашу любовь! Завидует!

- Хитрый!

- Да что ты! А бывало, как ляпнет что-нибудь типа: что-то ты, Любка, поправилась, и жопа у тебя жиром заплыла. Я обижалась сильно, а ему на мои обиды плевать. Я же думаю, что он меня не хочет, потому что я не такая, как ему бы хотелось. Давай худеть, на дорожке беговой часами зависала, на мне лица нет, а он меня еще больше долбит: то страшная, то тупая, то готовить не умею. Да что он мне только не говорил! Я уже в панике, а ведь люблю! Представляешь, чувствую, что заклевал меня, а уйти не могу.

- Ну а забеременела-то ты как?

- Ой, это вообще обоссаться история!

- Подожди, давай еще пива по 0,5 закажем? Будешь еще что-нибудь кушать?

- Пиво еще давай. Есть уже не хочу. Наелась.

- Официант, принесите нам, пожалуйста, еще по 0,5.

- Помнишь, Настю с Сэмом организаторы на ребенка разводили?

- Помню.

- Ну так вот. Рустам прослышал, что им за рождение ребенка обещают трехкомнатную квартиру в Москве. И он, не будь дураком, решил у Насти с Сэмом квартиру увести. Видимо, переговорил с Германовским, тот ему слухи подтвердил, и Рустам решился делать детей. Мы в тот день как раз поехали за периметр на какую-то тусовку. Я обрадовалась, ну наконец-то вот мой шанс обратить его внимание на себя. Мужички на меня будут смотреть, делать комплименты, Рустам начнет ревновать. Я намазалась как следует, платье шикарное подобрала, каблук, прическа, все как надо. Мы поехали. Как я и предполагала, мужиков там было очень много. Выглядела я роскошно, но все комплименты почему-то делали Рустаму: Рустам, какая у тебя Люба красавица! Руся, она такая веселая! Но контрольный комплимент мне сделала его мама: "Рустам, посмотри какие у Любы роскошные бедра, она очень легко родит и, судя по всему, будет прекрасной матерью. Люба создана рожать детей!" После этих слов он откинул все сомнения.

- Вот уже интересней становится.

- Мы приехали домой. Он мне говорит: "Готовься Любка, будем детей делать!" А я, ты ж знаешь, всегда готова. Он закрыл домик, выключил микрофоны, замотал камеру своим полосатым шарфом и пошел в душ. Аппаратная ничего нам не сказала, наверное, были в курсе того, что мы там должны делать. Я в это время быстро разделась и легла. Очень нервничала, думала о ерунде: снять трусики или нет, какую позу принять, как буду смотреться выгоднее - так или так. Надо ж было расположиться так, чтобы складок жировых не было видно. Мне казалось, что самый важный день в моей жизни настал, и именно сейчас, оттого как я его встречу, так все и пройдет. В итоге я раскорячилась настолько роскошно, насколько смогла: ногу одну согнула, руку под голову, пеньюаром себя красиво так прикрыла. Жду. Проходит минута, две, три, пять, десять, двадцать. У меня уже рука затекла. Выходит Рустам из душевой комнаты с какой-то чашечкой, в резиновых перчатках. Я его спрашиваю, что это такое? Он отвечает так робко: "Это то самое..." Что это? "Это то, чем делают детей..." Ну не придурок ли? Никогда я его таким не видела, он был похож на ребенка! Я, конечно, поржала над этим как следует. Он жутко покраснел и даже немного разозлился, но, поскольку деваться ему было уже некуда, продолжал стоять в дверях с чашечкой надроченной спермы. Я его спрашиваю: "А может быть, мы как-нибудь традиционным способом?" Он, на полном серьезе: "А как это?" Я ему объясняю: так, мол, и так, достаешь свой член и вставляешь мне его вот сюда - и показала ему, не стесняясь, куда. Он та-а-ак скривился! Ром, будто у меня там все гранатой разорвало, а потом плесенью покрылось. Вот тут я как раз поняла, что женщина для него - последнее существо на планете, и он никогда к ней не прикоснется. Дальше наше общение выглядело вот так:

- А что ты думаешь, так не получится?

- Как?

- Ну вот так, я тебе по... помажу.

- Что ты мне помажешь?

- Ну... пипку твою.

- Тут я, конечно, не выдержала и заржала еще больше.

- Придурок! Нет, конечно! Ничего так не получится!

- Ну, может быть, получится?

- Со мной, конечно, такое впервые, ну а чем такой опыт плох? Я завелась и подумала, ну раз нормально трахнуть не может, пусть помажет, хоть какое-то удовольствие. Мазал он, конечно, добротно, пальцами прям туда, внутрь, все до последней капли! Даже мне ноги поднял и потряс, чтобы все поглубже прошло. Я, пока он мазал, ржала как укуренная, а он все серьезно делал. Старался, сопел. Потом, когда первая чашечка закончилась, он побежал делать вторую и снова мазать!

- Как Русе квартиру хотелось!

- И так, представляешь, четыре раза! Четыре чашечки Рустама Калганова! Он старался, мазал мне п...ду и поднимал ноги. Потом бежал в душ, дрочил и снова мазал. Четыре раза! Лучше б трахнул столько раз! А я все это время лежала и хихикала до тех пор, пока сперма у меня не побежала через край. Он это увидел, быстро подушку мне под жопу засунул и сказал минут десять-пятнадцать лежать.

- И все?

- Да, и все! А потом прошло две недели. Мы начали ругаться еще больше. Я на него обиделась. Как раз в это время была задержка. Я сделала тест, он оказался положительным. Говорить ему я не хотела, слишком обрадуется, поэтому молчала. И вот домолчалась до того, что он устроил заговор и слил меня.

- А что, он до конца так и не узнал, что ты забеременела?

- Узнал, только чуть попозже. После голосования меня вывели к воротам, крикнули вслед: "Мы счастливы"., Ко мне подошел Германовский и деликатно начал разговор, на тему того, что жаль, что все так получилось. Говорил, по мне было очень видно, что я его любила, что он козел, ну и все в этом роде. Ты же знаешь, он может такие беседы вести. Потом аккуратно спросил про мою беременность, а я возьми и выпали: "Да, беременна". Он ненавязчиво сказал мне, чтобы я, когда вернусь собирать вещи, обязательно это сказала в кадре, а то зритель никогда не узнает о том, какой Рустам подонок. Еще сказал, что на моем месте он дал бы ему по роже. Я была в таком состоянии, что готова была сделать все что угодно. В итоге, что ты думаешь? Я так и делаю! Возвращаюсь в периметр собирать вещи, с Калгановым, естественно, возникает ссора. Я ему говорю, что беременна. Он меня обзывает шлюхой, блядью, говорит, что меня толпой е...ли какие-то солдаты, и я от них залетела! Именно поэтому он меня бросил! Представляешь, какой мудак?! Я ему отвечаю, что его чеченскую морду, как только он выйдет отсюда, превратят в кровавое месиво. Он ведь этого очень боится. Рустам размахивается и бьет меня со всей силы кулаком по лицу, я падаю на стол, он хватает меня за шею и начинает душить. Я, естественно, пытаюсь ему ответить, но что у меня может получиться? Он хоть и пидарас, но сильный. Короче, завязывается драка. А поблизости еще никого нет, одни малолетки, разнять некому. Он меня башкой по столу елозит, а я ничего сделать не могу. Я уже думала, что он меня задушит. Короче, все-таки кто-то ввязывается, разнимает, я еще продолжаю орать на него, что ему пи...ец, потому что его братья ему отрежут голову за то, что он так со мной обошелся. Вот так.

- Жесть.

- А потом, сообразив, что этот разговор через шесть дней будет показан, Калганов бежит в аппаратную, по дороге встречает продюсера, падает ему в ноги, я не шучу, правда, падает на колени и, целуя обувь, просит, чтобы это по телевизору не показывали. Он рыдал и умолял, чтобы Германовский вырезал этот разговор из эфира. Представляешь?! Не знаю, что еще Рустам сделал продюсеру, но наш разговор к эфиру очень сильно подрезали. По кадру получилось, что я истеричка, ору на него, а он просто схватил меня за шею, решив успокоить таким образом. Про то, что он чеченец, а никакой не татарин, как всем говорит, все вырезали. Вот так.

- А потом?

- Что потом? Потом он каждый день звонил своей маме и рассказывал про меня такое, что уши вяли. Моя мама смотрела на него вместе со мной и была готова застрелить этого ублюдка и тех, кто решает это показывать на всю страну. А я, беременная от него, сидела и смотрела. Ты можешь себе представить, я ношу его ребенка в себе, часть этого ублюдка, а он каждый вечер на всю страну называет меня б...дью и шалавой! Мне даже сейчас больно вспоминать то, что я тогда чувствовала. Ром, мне жить не хотелось. Я впервые всерьез задумалась над тем, чтобы покончить с собой. Я думала, что все, кто меня видит на улице, в метро, в кафе, - все они думают именно то, что Рустам каждый вечер орет по телевизору. Представляешь, я же его любила по-настоящему, думала, что он - мое счастье, решила забеременеть от него. Мне было так тяжело! Я всерьез думала про то, как долго буду висеть на суку, прежде чем умру, а еще я думала над тем, как скоро во мне умрет малыш после того, как умру я.

- П...дец.

- А потом мы с мамой долго советовались, что делать. Мое мнение менялось раз десять в день: то я хотела оставить малыша, то снова решалась на аборт. Мне хотелось, чтобы у меня был ребенок, - неважно, что от этой мрази, ведь это была часть меня, которая росла во мне каждый день. Мама настояла на том, чтобы я сходила к гинекологу и проконсультировалась. Я сходила. Доктор сказал, что аборт нежелателен, так как есть высокая вероятность бесплодия. Представляешь, во что я вляпалась? Идиот, которого я любила и от которого забеременела, каждый вечер позорит меня на все страну, а мне еще от него аборт нежелательно делать, потому что могу вообще бесплодной остаться. А тут еще вдобавок Германовский начал названивать. Ты же знаешь, он давно хотел, чтобы ребенок родился на проекте.

- Да, я знаю. Это его голубая мечта превратить шоу в бесконечное "The Truman show". Ребенок позволил бы ему сделать шоу бесконечным! Зрителю было бы очень интересно наблюдать за тем, как плод развивается внутри героини шоу, вместе с тем как развиваются ее отношения в коллективе. Будущую мать ставили бы в такие условия, которые бы очень возмущали зрителя. А потом роды, развитие самого малыша - все это очень интересно. Они бы обеспечили интерес к шоу еще лет на пять и сумасшедшие рейтинги.

- Германовский начал мне звонить и убеждать, что мое возвращение на проект просто необходимо. Он обещал мне квартиру в Москве, хорошую зарплату, гарантировал самые лучшие клиники, лучшие условия после родов. Пел как соловей. Ты его знаешь, он может. Названивал мне каждый день, приглашал на тусовки, ужины в рестораны, презентации в кино и прочую чепуху. Говорил о том, что мы этому ублюдку Калганову еще покажем! Мы обязательно проведем анализ ДНК ребенка, и вот тогда-то ему будет не отвертеться! Мы всем покажем, какая он сволочь! Я уже начала склоняться к тому, чтобы вернуться. Начала представлять, что действительно таким образом отомщу ему. А потом мы как-то сели дома на кухне с мамой, поговорили. Я ей рассказала про все, что происходит со мной, на что провоцирует меня продюсер, и в результате я решилась на аборт.

- Жесть, Люба!

- После того как я сказала об этом продюсеру, его, естественно, как ветром сдуло - звонки прекратились, приглашения в рестораны тоже.

- Ну это понятно, ты просто перестала быть ему интересна.

- Аборт прошел нормально. Единственное, что, когда все закончилось, со мной была настоящая истерика. Я как будто видела, как из меня вынимают по частям моего маленького сына... - Люба глотнула еще пива и отвернулась к окну. Слезы градом покатились по ее лицу. Она повернулась ко мне, вытерла их одним махом, громко шмыгнув носом и продолжила: - А через несколько дней мне стало плохо. Сильно болела голова, я часто теряла сознание, меня тошнило и рвало. Я в прямом смысле жила в туалете. Я думала, что это - последствия аборта, и снова пошла в клинику. С трудом залезла на это их страшное кресло, раскорячилась там, как смогла. Моя врачиха долго там все смотрела, искала. Сказала, что во мне остались куски плода... Меня еще долго скребли какой-то хреновиной. Бля, это так больно! После этой экзекуции меня оставили в клинике. Я полежала немного, но здоровье не улучшалось. Становилось только все хуже и хуже. Меня повели еще на одно обследование, потом еще на одно и еще на одно. В конце концов выяснилось, что у меня случился инсульт.

- Ни х...ра себе!

- Да. Вот такой ценой мне обошлось участие в популярном шоу.

- У меня тут просто детский сад по сравнению с тобой.

- Но даже и это еще не конец.

- Ничего себе!

- После инсульта я очень долго сидела дома и не выходила. Мама ухаживала за мной, как за ребенком, приносила кушать, готовила, убирала, я ничего не могла делать сама. Потом по чуть-чуть начала отходить. Стала бывать на свежем воздухе, дышать, меня стали навещать старые друзья. Короче, я приходила в норму. Начала работать.

- Где?

- Помнишь, я говорила, что до "Д2" работала в одной маленькой фирме, которая организовывала праздники?

- Да.

- Я к ним вернулась и начала снова полноценно жить. Писала песни и продавала их тем, кто хотел сделать любимому или любимой подарок. Короче, жизнь налаживалась. Я накопила немного денег и решила поехать отдохнуть в Испанию.

- Ух ты!

- Да, я знаю, что ты с Бузовой тоже там был. Так вот, я купила тур и полетела. Прилетаю в Мадрид. Аэропорт огромный.

- Я был там. Знаю.

- Ну вот, я, как баба из Марий Эл, смотрю вокруг и всему удивляюсь. Взяла тележку, получила багаж и вышла покурить. Тут ко мне подходит какой-то красивый загорелый мальчик в белой маечке и начинает что-то по-испански тараторить. Я ж по-ихнему ничего не понимаю, но слушала очень внимательно. Мальчик мне понравился, симпатичный был. Он что-то мне старательно рассказывал, а я внимательно слушала, но ни хрена не понимала. Короче, сказала ему что-то вроде: я не ондестен. Гуд-бай. Он ушел. А когда я докурила и оглянулась, поняла, что меня обчистили!

- Серьезно?

- Да! У меня сперли сумочку, в которой было все! Паспорт, деньги, мобильный телефон, путевка - короче, все! У меня остались с собой только два чемодана, забитых тряпками.

- Люб, ты не можешь без приключений.

- Видимо, да. Я очень долго пыталась добраться из аэропорта до нашего посольства в Мадриде.

- Денег-то нет.

- Вот именно. Как добралась, рассказывать не буду. Долго это и неинтересно. Встретила в посольстве русского мальчика. Он учится в МГИМО и тут в Испании проходит практику. Хороший мальчик, как ты понимаешь, из хорошей семьи, он мне помог оформить временные документы, поселил меня в гостиницу на неделю. Начал ко мне заезжать. Я ему понравилась. У нас закрутился роман. Представляешь!

- Ну ты даешь!

- Вот так. Он помог мне вернуться в Россию, и вот недавно я прилетела.

- Тебе теперь, видимо, надо заново делать документы?

- Да, надо делать. Надо ехать в мою любимую Марий Эл и все делать заново, я же там прописана. Но дело не в этом, а в том, как долго я шла к своей любви и что мне пришлось пережить на пути к ней.

- Н-да-а... - Я даже не знал что ответить. Все мои переживания и расстройства казались теперь такой чепухой.

- Ну а у тебя что?

- После твоего рассказа у меня, наверное, все нормально.

- Нет, ну серьезно, расскажи.

Я подробно рассказал ей все, что со мной случилось за последние два месяца, начиная с ухода. Люба внимательно слушала и, как любая впечатлительная женщина, охала и кивала головой. Я рассказал все честно, не привирая и не приукрашивая. Вплоть до того, что сейчас ищу работу, но это, оказывается, не так просто, как мне казалось.

- Люб, я, наверное, пойду домой. У меня завтра тяжелый день, переговоры с Германовским.

- Это по поводу денег?

- Совершенно верно.

- Ну хорошо, пойдем.

К этому моменту в ресторане осталась всего пара свободных столиков. Мы быстро рассчитались и вышли. Я помог ей поймать такси, чмокнул ее на прощание в щеку, посадил в машину и, подняв воротник пальто, пошел домой. Все-таки хорошая девушка Люба, веселая.

Мысль о завтрашнем дне и предстоящих переговорах, как ветер, разогнала туман опьянения. Я уже просчитывал алгоритм разговора, продумывал всевозможные комбинации аргументов. Германовский относится к тем людям, которые своей болтовней могут завести собеседника куда угодно. Он может разжалобить, рассердить, испугать, приласкать. Он большой плут и умник, этот Николай Алексеевич. Он не раз убеждал меня в том, с чем я отказывался соглашаться. Арсенал его средств убеждения очень велик: обаяние, интеллект, ораторское мастерство; когда первые не действуют, он подключает весьма распространенные средства управления: страх, стыд, долг, ответственность; когда и это не работает, в ход идут контракт и деньги. Я не раз ему проигрывал, но были моменты, когда и одерживал верх. Я знал его любимую тактику: заболтать. Он, как цыганка в контакте с лохом, смотрит в глаза и заставляет соглашаться с тем, что еще пять минут назад вызывало жуткое раздражение. И сейчас я переживаю, что завтра у меня может не хватить духу настоять на своем.